Россия, 1851 год, железная дорога между Петербургом и Москвой сдана в эксплуатацию, прозвали её Николаевской.
Она была в полном смысле прямой, или прямолинейной, как и характер императора Николая I. Предваряя проектирование, Николай наложил на географическую карту линейку и провел прямую черту между двумя столицами.
«Чтоб не сбиться с линии, не то повешу» - отрезал царь, передавая карту строителям. Ослушаться императора остерегались. Дорога получилась прямой, как стрела. Если не считать одного отрезка почти в самой середине железнодорожной колеи, связанного с особенностью местности. На этом участке пути подъем оказался настолько крут, что его пришлось обогнуть. Однако тут же родилось фольклорное объяснение этого обстоятельства. Будто бы так на карте, переданной Николаем I строителям, карандаш обошел выступавший перед линейкой палец императора. Переспрашивать не рискнули, и случайное полукружие, старательно повторенное на местности, так и осталось. Этот участок так назвали «Палец императора».
Конец 1856 года, лютая зима, строение почти завершено, император сам приехал посмотреть за окончанием работ.
Он был одет в прекрасно пошитый полушубок с широким воротником, что закрывал половину его лица, лишь сощуренные острые глаза были видны из под чёрной фурашки с гербом главнокомандующего. Черные высокие сапоги со шпорами и царская сабля блестели на утреннем солнце, завершая портрет.
Тяжелое дыхание его скакуна громко отдавалось эхом в тишине падающего снега, рабочие снимали шапки и глубоко кланялись, когда он проезжал мимо.
Каждому был отведен его взгляд, он знал, что митрополит не приедет, не будет им его благословения, он уже слышал шепот подчиненных - "Неблагословенная", второе имя Царскосельской, так он сам прозвал её в своих письмах матери.
Он повернул коня,крепко держа поводья руками в черных перчатках, конь медленно и осторожно развернулся, Николай оторопел.
Перед ним в метрах 20-ти, на уже законченном отрезке пути, стоял священник и широко размахивая кадилом молился, его бормотание сначало нечетко слишалось в воздухе, всадник тронул коня по направлению к нему и разобрал слова, что тот напевом говорил, стоя меж двух рельс.
- ....Не чиста, та сила, что ведет сюда, не будет здесь дороги для людей, аки в городах и селах, не поведет она пути торгового аль межгородного, разрушится корень железный, падет пригорок, что держит в себе нечисть!
АНАФЕМЕ предаю путь сей, и тех кто строит и жаждет его, АНАФЕМЕ!
Николай застыл на месте от ощушения столбняка в горле, слова священика отозвались в самых глубоких закоулках его души, в самых тайных мыслях и страхах, он сжал челюсти и с силой пришпорил коня, на ходу указывая солдатам, что сидели с винтовками на возвышении около костра, что бы те взяли его.
Священик не тронулся с места, а лишь вздрогнул и продолжил молитву.
- Нету пути в Москву-Златоглавую черни Петькиной, тьмы непроглядной с места болотного! Не покинет сила великая столицу просветленную на...
Оборвали на полуслове солдаты священика и поташили к повозкам, колотя нещадно по дороге, царь подрагивая внутри наблюдал за всем этим, кивнул одному из командиров солдат, больше не видели этого свяшенника строители дороги.
Все рабочие, что остановились и видели произошедшее, застыли на месте и крестились дрожащими руками, шептали "Отче Наш", да проклинали в душе день, когда пошли на эту работу...
Никто из них не ушёл оттуда домой в тот день, большой участок пути провалился в газовый карман глубиной метров семь, что взорвался от нагретого коптилкой места, где все жаловались три дня до этого, что уж сильно газом пахнет, да никто ничего не делал...